Метафизика Запада

1

Говоря о том, что Запад «хочет» что-то, нужно помнить, что Запад похож на галактику, в центре которой находится черная дыра. И эта дыра не может чего-то хотеть. Она – пустота и ничто. Эта черная дыра возникает в любой цивилизации и эту цивилизацию сжирает.

Когда-то давно на месте этой черной дыры были смыслы. В том числе основной национальный смысл: «развитие человека нации – залог успеха развития нации, и наоборот». Для развития нужны были сила в мире сражающихся наций, иначе, но то же самое – безопасность, желательно с запасом; ресурсы, тоже желательно с запасом. В борьбе за эти безопасность и ресурсы нация себя перестраивала, перераспределяя и используя свои возможности. Она переносила себя на периферию – от «развития человека» к «безопасности и ресурсам». И в конце нация перенесла себя на безопасно-ресурсную периферию полностью, перестроила себя под периферийные задачи полностью. А в центре ничего не осталось, или, что то же самое, осталась черная дыра. Нужно признать, что это стандартный баг национальных и цивилизационных проектов. Поэтому все действительное социально-гуманитарное развитие происходит в серединный момент – когда и на периферии сила появляется, и в центре еще что-то остается.

Обществу нужно развиваться. Общество отращивает себе те или другие органы. Направление собственного развития считается естественным, и поэтому они не считается приоритетным. Тем более что сначала всё само растет. Но ресурсы общества всегда ограничены. В результате одни органы отращиваются, а другие деградируют. Обычно отращиваются именно органы для обеспечения безопасности и ресурсов, и их прямое продолжение – органы для захвата и контроля ресурсов. На уровне биологии это является искусственным отбором – общество дает преимущества одним типам людей и подавляет другие типы людей; на уровне социальном это происходит через обеспечение социального успеха. (Секс и ранг – 49)

Развитие человека можно назвать еще и его совершенствованием, его прогрессом. И проблема не только в обществе – проблема в самом человеке. Ему просто не нужно это самосовершенствование, не хочет он этого, оно энергозатратно и вообще напрягает. А оно на самом деле – моторчик всех возможных обществ. И когда моторчик останавливается – останавливаются все виды прогресса. Но по умолчанию считается, что если человек получает свободу, свободное время, то он будет их тратить на совершенствование. И это «считается» – тоже результат инерции. Раньше же работало. Раньше же тратили. И еще – результат переноса либеральными мечтателями своих личных особенностей на все общество. Мечтателей вывели, поскольку считалось, что они будут всегда; ведь раньше они вроде бы всегда были, верно? Вот и не поддерживали. Остались потребители.

Исчезновение человека гуманитарного и социального, и исчезновение знания социального и гуманитарного – это один неразделимый процесс. В базе у него – биологическая деградация в результате специализации и естественное исчерпание нового в культуре. Люди – они вроде как и есть ходячие смыслы. (Секс и ранг – 42)

Далее наблюдается утрата собственно навыка жизни, навыка жить. (линк про тонкости насилия) Жить – а как это? Технический специалист, человей из человейника не должен задаваться этим вопросом; для успеха он должен плыть по течению. Но если течения нет, если оно иссякло – увы. Его же задают.. задавали люди. А люди – всё.

Мировая система ограбления народов строилась для обеспечения свободного развития и прогресса других народов. Но возникла проблема, что этих свободного развития и прогресса других народов тоже уже нет. Схлопнулись в пустоту, причин много. И что в сумме? А в сумме то, что мировая система ограбления народов работает по инерции, вхолостую, вокруг пустоты, как ограбление ради ограбления, можно сказать – ради поддержания существующих структур и ради поддержания сложившегося существующего порядка ограбления.

Пока еще шла борьба за мировое господство – а это самый низший в иерархии приличных смыслов – существовал отбор людей для этой борьбы, и эти люди поднимаются наверх. Что создавало последнюю иллюзию жизни. Как только была одержана победа, этот последний механизм развития останавливается. Следующий по уровню смысл – это «рост благосостояния советских… американских людей». Но это уже не смысл, это смысловая бессмысленность.

И начинается процесс гниения структур, предназначенных для борьбы. В частности, они превращаются в структуры спектакля, поскольку кроме спектакля ничего не остается. А потом структуры спектакля, ранее периферические и служебные, становятся главными – потому что иного движения просто нет, потому что смысловой центр становится пуст.

И везде и во всем цели и смыслы заменяются совершенствованием средств, которые когда-то для достижения целей и смыслов использовались. А потом – совершенствованием средств для средств. При этом дыра расширяется, растет, растет, растет, и в конце ничего не остается. Галактики уже нет, звездолета для ее захвата тоже уже нет, пушек для звездолета тоже нет, а где-то на самой дальней окраине кто-то допиливает детали для прицела для этих пушек.

Такая вот планетарная модель. Хотя на самом деле точно не известно, есть ли в центре галактик черные дыры. Может, и нет, только пустота – в результате центробежных сил.

Бывает, даже обычно случается, что эта деградирующая в сторону ранее служебной периферии группа замечает, что с ее развитием что-то не так. Но есть еще и фактор инерции; раз начатое движение оказывается невозможно остановить. Отсюда шпенглеровское «мы будем умирать сознательно».

2

Человек так устроен, что он не может жить без событий. Самые главные события – это перераспределения ресурсов. Они могут иметь самые разные формы – от захвата территорий до запуска новых производств. Но когда в результате стабилизации всё в мире оказывается распределено, события исчезают. Но человек так устроен, что не может жить без событий. И тогда события начинают имитироваться. Какие-то не событийные действия, например, спортивные мероприятия, событиями объявляются, какие-то просто придумываются, а какие-то создаются. Но чтобы создаваемые события не противоречили друг другу, создается спектакль, на поздних стадиях глобальный, в рамках которого придуманные события синхронизируются. При этом событийность «своя» для человека заменяется для него событийностью чужой – что есть полностью спектакль.

Придуманные события нуждаются в доказательствах. Если самолеты будут бомбить фанерные домики, то это будет распознано как спектакль и будет уже не интересно. Поэтому, чтобы событие виделось настоящим, к нему добавляются настоящие страдания и смерти. Чтобы поверили, нужно кого-то приносить в жертву. Для этой цели выбираются страны и народы, имеющие для владельцев мира малую ценность. Кстати, это очень древняя технология; возможно, некоторые виды человеческих жертвоприношений (только некоторые) возникли как раз для того, чтобы придать ритуалам должную серьезность. И, само собой, отвлекать от других дел, касающихся перераспределения ресурсов.

В сумме спектакля – жертва перерабатывается в событийность. Жертва и событийность становятся одним целым, включаются эмоции, и спектакль воспринимается как реальность. «…Дело прочно, когда под ним струится кровь…»

Организаторы спектакля в общем всё понимают. Поэтому периодически, когда их клинит, они срываются в клоунаду и юродство, и спектакль – вместе с ними.

Существуют масса и режим. Режим контролирует ресурсы, защищая их от массы. Но определяет всю внешнюю атрибутику масса. Например, именно масса выбирает эстрадных исполнителей. Режим обладает техническими возможностями создать массовый психоз в виде своего эстрадного исполнителя. Масса его прослушает, но когда психоз закончится, масса перестанет его прослушивать. Так же точно с публичными демократическими политиками. Так что определяет формы спектакля все-таки масса. И режим в обычном своем режиме следует за массой, за ее вкусами и пожеланиями, о которых она сама даже не догадывается. Это к тому же менее энергозатратно, чем генерация психозов.

Поэтому массе и дают выбрать из двух вариантов, предложенных владельцами США. Не разными владельцами, а одними и теми же, одной группой владельцев. Потому что группа владельцев давно одна.

Что изменится после избрания? Риторика спектакля. То, что планировалось режимом, то и будет исполняться. Но объяснения, рационализации событий будут другими, как хочется массе. Реально не изменится ничего. Но спектакль меняется реально. Массы не захотели смотреть спектакль «Клинтон», они будут смотреть спектакль «Трамп».

Итак, политика – это спектакль. Остается техника.

Техника – это хорошо. А для чего техника? А не для чего, для черной дыры. Средство для черной дыры.

Проекты «Маска» – это тоже только средства. Средства сообщения-транспортировки. Чего и зачем – не важно; понимание самого этого понимания утрачено. Черная дыра и есть зона понятий и смыслов, которые были утрачены.

Что там про Маска у Шпенглера?
Мне видятся – много после 2000 г. – городские массивы на десять-двадцать миллионов человек, занимающие обширные ландшафты, со строениями, рядом с которыми величайшие из современных покажутся карликами, где будут осуществлены такие идеи в сфере СРЕДСТВ СООБЩЕНИЯ, которые мы сегодня иначе как безумными не назвали бы.

Да, средства сообщения. И всё. Нет, не всё – еще спектакль, без него никак нельзя. Собственно, и «Маск» есть спектакль, который ставят американские корпорации. И даже когда уже не будет ни электромобилей, ни спутников, спектакль всё равно будет продолжаться. Как в России сейчас. Кстати, айфон – это тоже средство сообщения.

3

Если подумать, то в современной цивилизации все вращается вокруг своей чёрной дыры – или местной цивилизационной, или вокруг западной цивилизационной. Дыра состоит из суммы дыр в головах. Человек-пустота крутится вокруг собственной бессмысленности. И это кручение транслируется от каждого человека и на каждого человека, пробегая через шестеренки спектакля.

Сначала эта дыра аннигилирует гуманитарное, потом социальное, а последнее – техническое. Россия прошла весь цикл, Запад на последней стадии.

Что такое Запад? Это феномен культурный, это собрание культурных моментов, которые транслируются еще и как моменты социальные и политические. Но культурных моментов, кроме голливудизации-макдональдизации, если поискать, и нет. Американизированность страны – это не приверженность страны какой-то высокой культуре, культуры нет, это приверженность самым низкопробным образцам потребительства. Что Запад несет и будет нести миру? То, что у него есть – пустоту. Человека-паука и человека-Трампа.

Когда собственная цивилизация полностью поглощается черной дырой, пустотой, тогда начинают смотреть на цивилизации чужие. Своего-то больше нет. Они, чужие, хорошо смотрятся, поскольку из состояния собственной пустоты-темноты их черная дыра не видна. А видна оставшаяся на периферии дыры техника. В сравнении на самом деле не всегда познается. В сравнении больше кажется.

Так появляется провинциальность.

Наконец возникает мировая столица, этот чудовищный символ и хранилище полностью освободившегося духа, средоточие, в котором сконцентрировался ход всемирной истории. Мировые столицы – это весьма ограниченные по числу гигантские города всех зрелых цивилизаций, которые презирают материнский ландшафт своей культуры и дискредитируют его, низводя до понятия «провинция». Всё теперь провинция – и село, и малый город, и город большой, за исключением этих двух или трех точек. Нет больше дворян и буржуазии, нет свободных и рабов, нет греков и варваров, нет правоверных и неверных, есть лишь жители мировых столиц и провинциалы. (Шпенглер)

Провинция живет чужими смыслами; и, далее, по мере деградации – чужими псевдо-смыслами. Если, конечно, там вообще можно говорить о каких-то смыслах, возможна и чистая биомеханика.

Выборы в США и победа Трампа как их финальная точка вызвали в России массовую истерическую реакцию. Выборы в провинции не интересны, интересны только выборы в метрополии. Кстати, как и новости – большая часть новостей идет из метрополии. А другая часть новостей – что в метрополии кто-то сказал про провинцию.

А перед этим был психоз на Майдане. Люди сражались и умирали «за евроинтеграцию». На самом деле за веру в сказку. И еще за слабую веру в то, что удастся свалить из этой провинции.
Но какие смыслы были заложены – те же смыслы и были получены. Когда нет смыслов своих, только тогда может возникнуть такой смысл, как евроинтеграция – смысл по своей сути исключительно провинциальный.

А какой восторг, какое воодушевление вызывают «злобные» «действия» России у маленьких восточноевропейских стран! Для них это вообще праздник какой-то, если Россия куда-то лезет или хотя бы какие-то действия имитирует. Нас заметили! Значит, мы, возможно, и есть! Совсем как Россия в отношении США.

Сама Америка становится провинцией Америки прежней. Нельзя представить лозунга более провинциального и более клоунского, чем «Сделаем Америку снова великой».

Откуда этот смысловой провинциализм? Оттуда, что когда внутри и рядом никаких смыслов нет, они ищутся где-то вдалеке. Издалека меньше воняет. Мир смотрит на Америку, Америка смотрит в прошлое, прошлое в черной дыре.

Не все, но многие (трамподрочеры, маскодрочеры и америкодрочеры вообще) и сами в глубине души понимают, что все это пустота и тлен; но та же душа хочет и праздника. Вера в чудо транслируется в веру, что это чудо уже произошло. Поэтому тлен откладывается, и начинается выброс эмоций. Потому что люди хотят верить в сказку – в которой и они еще люди, и существуют другие люди, а не только севшие батарейки матрицы.

Критика собственно спектакля вызывает у такого осведомленного массового человека только раздражение: «да знаю я, что все это спектакль, клоуны, игрушки – знаю, и отвалите, дайте поиграть». И в его вселенной это верный подход: поскольку решения вне спектакля у него нет и не будет, жизни нет и не будет, и он об этом знает, эта лишняя правда ему не нужна. Ребенок прекрасно знает, что игрушечный танк – не настоящий. Провинциальные клоуны злобные и ничтожные, а в метрополии – веселые и интересные. Это вся доступная разница. Спектакль или говноспектакль – выбор очевиден; а без спектакля не получается, смыслов нет, людей нет.

Возвышение Нью-Йорка до уровня мировой столицы в результате Гражданской войны 1861-1865 гг., — быть может, самое значимое по последствиям событие прошлого столетия.
Этот каменный колосс, «мировая столица», высится в конце жизненного пути всякой великой культуры. Душевно сформированный землей культурный человек оказывается полоненным своим собственным творением, городом, он делается им одержим, становится его порождением, его исполнительным органом и, наконец, его жертвой. Эта каменная махина есть абсолютный город. В его образе, когда он во всей своей величественной красоте вырисовывается в светомире человеческого глаза, содержится вся возвышенная символика смерти окончательно «ставшего». Пронизанный душой камень готических строений сделался в конце концов, в ходе тысячелетней истории стиля, обездушенным материалом этой демонической каменной пустыни. (Шпенглер)

Пустыня естественно предполагает пустоту. И миражи. И психозы. И отсутствие жизни. Не надо ходить по пустыне – в ней ничего нет.

Обсуждение в ЖЖ.